Живу и помню!
08.06.2018О начале самой кровопролитной в истории нашей страны войны известили И.В. Сталин и В.М. Молотов по радио.
В Дергачах радио «Черная тарелка» было установлено на улице Советской. Как сейчас помню, мне было 8 лет, вся улица была заполнена народом. Из динамика неслось: «Братья и сестры! 22 июня ровно в 4 часа на нашу страну напала фашистская Германия». Буквально на следующий день была объявлена мобилизация. Люди собирались около военкомата, многие записывались добровольцами.
И на всех зданиях, заборах появились надписи «Все для фронта!», «Все для победы!» А позже, уже в 1944 году появились надписи «Добьем фашистов в его логове».
Отец мой, Кутищев Федор Васильевич, в это время был председателем Новожестянского колхоза «Путь Ленина». Основное население в селе Новожестянка составляли немцы. Жили все дружно, хорошо работали и весело отдыхали. Как только началась война, их всех вывезли из поселка.
В колхозе им. Суворова тоже жили немцы. Клейнбаз называлось их селение, а колхоз «Майская ночь». Там за немца вышла замуж моя тетя Зина. Их вместе с мужем и детьми вывезли в Германию. Уже после войны, благодаря невероятным усилиям наших родственников удалось вернуть тетю Зину и ее детей на Родину. Определенное недоверие к ним еще долго чувствовалось со стороны руководящих лиц. Дети были с высшим образованием, хорошо воспитаны, но получить нужную работу долго не удавалось.
В 1941 году я пошла в 1 класс. Тогда в школу поступали с 8 лет.
Все село Дергачи было на военном положении. Военные части стояли в клубах колхоза «17 партконференции». Жили бойцы по квартирам, почти в каждом доме. На вокзале, где жизнь кипела днем и ночью, стояли зенитки. Стекла в домах были проклеены лентами из бумаги, на случай бомбежки.
Ночью строго запрещалось зажигать свет. Была объявлена светомаскировка. Немецкий самолет пролетал над Дергачами. В Саратове сбрасывал бомбу на Крекинг.
Утром женщины уходили на работу, в домах оставались только дети и немощные старики. Многие женщины работали на плантациях. Удивительно, но факт, нас вездесущую детвору, нигде не прогоняли. Идут военные учения на речке зимой, мы - наблюдатели. На вокзале - каждый день после школы. Там были пакгаузы, где хранился колоб - жмых. Проделав небольшие отверстия, мальчишки добывали крошки жмыха, который тут же съедали. Холод, голод, но всех согревала сводка с фронта «Совинформбюро», которую все слушали, затаив дыхание.
В школе было холодно. Утром давали каждому стакан теплого чая с сахарином, учиться было очень интересно. Ходила я в православную «кордонскую» школу №2, здание которой уже целый век стоит в своем первозданном виде. В ней учился еще мой отец. Долгое время в этом здании размещалась вечерняя школа рабочей молодежи.
В расписании у нас стояли предметы: письмо, арифметика, чтение, история, география. Моя первая учительница Сучкова Анна Александровна, старалась как могла нас не только учить, но и еще отвлекать от голода. О тетрадях мы и не мечтали. Писали на ненужных книгах. Чернильницы «проливайки» отогревали за пазухой. Подышишь на стальное перо, начинаешь слово писать, не успеешь дописать - чернила замерзали. Но зато как выделялись, написанные красными чернилами отметки. В конце каждого учебного года были испытания, так назывались экзамены по всем предметам.
В 1942 году в нашу школу поселили эвакуированные семьи, и мы учились на дому у Анны Александровны. В средней школе был госпиталь. Мы ходили к раненым. Носили молоко. Нас там всегда очень ждали. Раненые сходились все в один класс, на костылях, перебинтованные, хромые, и начинался наш концерт. Мы пели, рассказывали стихи, танцевали.
А вечерами сопровождали на коньках солдат в столовую. Пели вместе с ними «Вставай, страна огромная...», «Все пушки, пушки грохотали, трещал наш пулемет...» Дожидались их и провожали обратно. Иногда нам перепадал кусочек сахара, который быстро исчезал.
Моему отцу принесли повестку на фронт в 1941 году. Была жара, мама и нас четверо детей весь день провели на вокзале, провожали отца. С фронта получили несколько писем и потом три с половиной года не было ни единой весточки. Писали во все военные инстанции, ответ был один: «ни в живых, ни в мертвых не числится». И только в 1944 году пришло письмо на правление колхоза от отца, написанное рукой медсестры по его просьбе. Вечером в доме было не пробиться, письмо читали много раз, женщины и плакали, и радовались.
Воевал отец на Западном фронте, под Нарвой его часть попала в окружение. После окружения, попал в концлагерь, который фашисты перебросили затем в Финляндию. В 1945 году репартировали, обменяли на пленных. По его рассказам, он весил 28 кг, не было ни одного зуба, выбили в концлагере. Переехав границу, они плакали и целовали свою землю. Попав в госпиталь в город Выборг, заболел брюшным тифом. А после выздоровления он прошел через жесточайший «сталинский фильтр». Получив полную реабилитацию, был назначен конвоировать пленных немцев. За сказанное в их адрес резкое слово получил взыскание от командующего.
Приходилось терпеть и ждать конца. Вот, «2-й фронт». Верили все, и взрослые, и дети.
Эта страшная, кровопролитная и беспощадная война шла к завершению. Известие о победе в наше село прилетело как молния. Я уже училась в 5 классе. Около здания детского дома поставили грузовик, на него поднялись военные, и начался митинг.
Это радость со слезами на глазах. Люди верили и не верили, что наконец-то наступил мир. Но все же было жутко от того, когда из толпы под руки выводили матерей, чьи дети не вернулись с войны.
Стали возвращаться домой солдаты. Мы каждый день бегали на вокзал посмотреть нет ли наших. В памяти остались незабываемые картины встречи солдат. А наших все не было и не было.
Отец вернулся домой зимой. Однажды идем в школу, а навстречу идет военный в английской шинели и колхозник Улыбин. Прошли мимо, друг друга не узнали. На втором уроке целая ватага с моей улицы принесла мне новость. Бегом домой, в доме было не пройти, столько собралось народа. Наконец-то и мы дождались своего солдата.
Дергачи начали возвращаться потихоньку к мирной жизни.
В 1946 году через Дергачи на Урал везли на двух открытых машинах военнопленных немцев. Остановились около клуба, чтобы их накормить. Мы - ребятишки - в первых рядах вступили с ними в беседу: «Гитлер капут, да?» «Я, я», - отвечали они.
Ни один двор не согласился сварить для них похлебку. Один немец открыл калитку к моей тете и попросил еды, но тетя кинула в него задвижкой от калитки.
Воевали все мои родственники - Кутищева Раиса Михайловна, Кутищев Михаил Васильевич, Кутищев Иван Михайлович - забит в концлагере насмерть колючей проволокой.
Прошло уже 73 года со Дня Победы. Мне исполнилось 85 лет, но я все помню, что пришлось пережить. И пока будет живо мое поколение - будут храниться в нашей памяти наши родные и близкие, и все те, кто не вернулся с войны».
Согреют, оживят, мне отдохнуть дадут воспоминания о том, что невозвратно! А. Грибоедов, писатель
